Дмитрий Хван - Хозяин Амура [СИ]

— Ходу! — закричал Грауль, толкая в спину Савву, бывшего монастырского холопа, несколько лет назад выкупленного в Нижнем Новгороде из кабалы.

Нагнали их у самых ворот родного Двора, причём Савва и Устин первыми достигли открытой уже калитки и теперь, вытащив оружия и взведя курки, ждали приказа своего начальника. Есений, неудачно подскользнувшись и стукнувшись плечом о тяжёлую, обитую железом створку, успел-таки выхватить револьвер и вслед за парнями наставить его на приближающуюся с великим шумом кавалькаду. Грауль успел для себя оценить этот поступок юноши.

Наверху, на башенке караульни, синхронно щёлкнули взводимые курки — капитан был начеку, держа всадников на прицеле дюжины винтовок. Павла, собиравшегося скрыться за дверью, потянул за рукав Есений, кивая на переднего всадника:

— Гляди, Павел Лукич…

Запястье ёрзавшего в седле воина облегала кожаная тесёмка, на которой висела недавно виденная на Красной площади дубинка с железным шишаком. И она, похоже, совсем недавно была в деле — бурые сгустки крови, приставшие к шишаку, испачкали богатую ферязь всадника, в месте, где она к ней прикасалась.

— Постой! — остановил Грауля крик дородного боярина, чья одежда была обагрена чужой кровью.

— Ангарский сей Двор? Кликни набольшего средь вас, да поторопись!

— А вы кто такие? — ответил за Грауля Янотовский.

— Скажи, от боярина Морозова… Глеба Ивановича, пришли! Спеши! — всадники то и дело оглядывались по стороном с немалой опаскою, словно ждали погони.

— Я набольший здесь, — проговорил Павел, оглядывая всадников. — Барон Грауль, Павел Лукич, к вашим услугам! Что вы хотите от нас? Ничьей стороны не держим!

— Будь милостив, барон! — перекинув ногу, спрыгнул с коня молодой воин, чья кисть была перевязана окровавленной тряпицей. — Укрой на Дворе невеликое число людей, а опосля заберём мы их, да не обидим с отдарками!

— Я не желаю влезать в чужую драку! — твёрдо и спокойно сказал Грауль, а взгляд его задержался на расписном крытом возке. Ему показалось, что сквозь малюсенькое оконце там мелькнуло девичье лицо.

— Да будьте же вы милосердны! — вскричал вдруг убелённый сединами старик, правивший лошадью, что тянула возок. — Ради Христа! Ради Господа нашего!

— Двор сей, как и Аглицкий, досмотрен не будет, — убеждающе говорил воин с перевязанной кистью, но миг спустя он переменился в лице и с тоской в голосе обратился к дородному боярину:

— Ай, Глеб Иванович, нету времени у нас! А Китай-город, Бог даст, минуем! Поспешать надо!

Он уже схватился за луку седла, чтобы запрыгнуть на коня, как Павел сказал ему в спину:

— Коли вопрос жизни и смерти, ладно! Несколько человек укрою!

Из возка вышли две молодые женщины, чьи лица и одежды были скрыты плотной тканью накидки, так, что видны были только глаза и ладони, на пальчиках которых сверкали дорогие камешки в золотой оправе. Вслед за ними за ограду Ангарского Двора прошмыгнули ещё пять человек, по всей видимости, их служек, а последними прошли трое молодых мужчин, в том числе и воин с пораненной ладонью, перемотанной кровавой тряпицей. Этих Грауль тут же определил как телохранителей. Кого именно они охраняли, догадаться было уже несложно. Едва мужчины оказались внутри, кавалькада пришла в движение, всадники пронзительно засвистели, загикали. Лязгнул тяжёлый засов двери, а всадники и пустой уже возок за ними, сорвавшись с места, спешили к Варварским воротам.

— Никодим Иванович! — Павел подозвал управляющего, стоявшего неподалёку в ожидании приказов. — Веди новых гостей в корпус к шведам, сели на второй этаж… Да выдай им одёжу немецкого образца.

— Во-от ишшо! — с вызовом гаркнул молодой воин — на щеках его мигом вспыхнул румянец. — Я немецкое вовек не одену!

— Здесь я приказываю! — хищно оскалившись и сузив глаза, повернулся к нему Грауль. — Коли скажу, так и бороду соскоблишь! А иначе…

Перст ангарца указывал на недавно закрывшуюся дверь, отчего пылкий молодец тут же сник, потупив взгляд.

— Иначе выход там, — закончил Павел. — И более препирательств я не потерплю!

После чего он снова заговорил с Сомовым:

— Никодим, проводи гостей.

Теперь десяток новых постояльцев Двора, не проронив уже ни слова, прошли по очищенной от снега широкой тропинке вслед за белобородым управляющим и вскоре скрылись за белой, оштукатуренной стеной одного из корпусов, отстоящих друг от друга на добрую дюжину метров.

— Ну, Василий Григорьевич, а теперь смотри в оба! — Грауль, тяжело вздохнув, по-дружески хлопнул Янотовского по плечу и добавил:

— Если люди Никиты про это прознают, тяжко будет…

Внешне глава Ангарского Двора выглядел спокойным, но Василий понимал, что на самом деле творилось в душе его старшего товарища. Сколько раз ранее Грауль повторял о том, что ангарцам недопустимо влезать в разного рода разборки бояр и дворян, но теперь именно он втянул сибирцев в одну из самых опасных авантюр — борьбу за московский трон. Таковыми были мысли начальника охраны Двора. Покачавши головой, Янотовский отправился к своим ребятам, чтобы поставить перед ними первоочередные задачи.

Долго сидела на краешке застеленной кровати Мария Ильинична, сцепив холодные пальцы рук и уставившись в пахнущий деревом свежеструганный пол, застеленный половичками. Оставшись, наконец, наедине с сестрой, она вновь начинала плакать, вспоминая последние дни мужа. Алексей, казалось, поборол уже проклятую лихоманку и с каждым днём чувствовал себя лучше и лучше, вскоре он хотел выехать на соколиную охоту — любимую забаву молодого государя…

— Машенька, сестрица! — позвала вдову Аннушка. — Да ты посмотри, диво какое!

Она отодвинула лёгкую ткань завеси, открыв прозрачное стекло, причём Анна была поражена прежде всего его чистотой, отсутствием мути.

Ангарский Двор, вообще, вызвал у старшей из сестёр Милославских живой интерес. Стеклянные оконца были не только в каменных палатах, что стояли в центре, но и в гостевых домах, кои тут назывались корпусами. На крышах этих корпусов словно на немецкий манер была уложена черепица. А вот тепло шло в дома, как и в кремлёвских палатах — при помощи труб, проложенных в стенах и полах. По ним поступал горячий воздух из печей нижних ярусов. Вот только в Теремном дворце трубы эти изразцовые с душниками… А здесь выбеленные. Но такие же тёплые.

— Да гляди же! — воскликнула Анна, всплеснув руками. — Вона, мальчонка со стариком зажигают огни на дворе! Дивно!

Глава 17

Когда последние всадники-халхасцы канули в темноту ночи и постепенно стихли звуки воинства, ушедшего в бой с джунгарами, младший лейтенант Владимир Жданов со злостью стукнул кулаком по зубцу крепостной стены. Он искренне недоумевал, отчего именно его оставили старшим по крепости? Неужели не нашлось другого, ведь он, как в конце лета прибыл сюда, так ни в одном деле до сих пор не побывал! Майор Лаврик, чтоб ему пусто было, сразу определил молодого новичка в свои помощники и приказал заниматься изучением нравов и обычаев халхасцев. Также Жданову было приказано приниматься за халхасский язык, а для всего этого Владимиру выдали записи майора — тяжеленную стопку бумаг, а также выделили небольшую комнату рядом с кабинетом Лаврика.

— Аким Симеонович! — окликнул Жданов пожилого степенного каптенармуса. — Все вооружены?

— А как же, — улыбнулся в бороду бывший обдорский пятидесятник. — Гранатки нашим выданы, а тако же и халхасским людишкам, на коих указано, патронов сверху ишшо дадено по полусотни.

— Хорошо, — кивнул Владимир и снова посмотрел в темноту, кисло усмехнувшись — вспомнил, как проходили стрельбы у завербовавшихся степняков. — Теперь нам только что ждать, покуда они вернуться, врага побив.

— Тоже дело, — пожал плечами каптенармус. — Не всем же из винтаря палить. А коли придёться…

— Ага! Как же! — махнул рукою Жданов. — Вона, у меня делов — знай, читай да учи. Ещё товарищ майор прислал мне монаха-буддиста в помощь. Сиднем сидит, как болванчик, да поучает…

— Так то нужда в толмачах у нас, нешто понятия не имаешь? — улыбнулся Аким.

— Да понимаю я, — безразличным тоном ответил офицер. — Трифона Галданова бы заместо меня поставили, он к языкам привычнее.

— И ему место нашли, не сумлевайся!

Аким Овцын, три года тому назад по весне бежавший из захиревшего Обдорского острога вместе с пятком людишек — сначала вверх по Полуй-реке, а затем и по Оби, где и они и пристали к ангарскому каравану, с усмешкой глядел на безусого юнца. Упрям да горяч, ишь, каков! Ничего, со временем поумнеет!

— Аким Симеонович! Гляди, прожектора уж зажгли! — совсем уж озорно воскликнул Жданов, поёживаясь то ли от мороза, то ли от возбуждения. — Сейчас пулемёты как жахнут!